Ирина КОЛОБОВА
Фото: Александр ЮРЬЕВ
04.03.2023 г.

7 марта будет отмечать свой семидесятилетний юбилей Александр Казакевич, последний директор техникума механической обработки древесины – после него СТ МОД превратился в СИХТ.

Вернее следует сказать, будет юбилей у Александра Григорьевича, а вот станет ли он его отмечать, спросим у самого юбиляра. А заодно поинтересуемся, чем были заполнены эти семь десятков лет человека, ставшего, не побоюсь этого слова, легендой техникума.

- Александр Григорьевич, ваша фамилия звучит не очень по-семёновски. Признайтесь, понамешано кровей в вашем роду? Вон и барышня на портрете – настоящая дворянка или как минимум актриса.
- Барышня на портрете – это моя бабушка Вера Александровна Рудинская-Эбулдина. Потрясающая была женщина, до девяноста лет курила «Беломор», пила крепчайший кофе, и пока не накрасит брови и губы, не сделает причёску, на улицу не выйдет, даже если просто мусор вынести. Последние годы жизни из отпущенных ей девяноста четырёх, бабушка жила у нас, и похоронили мы её на Дьяковском кладбище. А в крови и правда понамешано, и корни мои не семёновские – костромские мы да брянские. Родители познакомились в Ленинграде – вместе учились в лесотехнической академии. По распределению их сначала направили в Шую, а в 1949 году – в Семёнов, отец был заместителем директора техникума, а мама преподавала.

- И здесь они пустили корни, родив сына?
- Можно и так сказать, хотя два старших брата у меня уже были, они в Шуе родились: Владимир и Михаил. Так что трое нас, каждая семилетка отмечалась сыном. Увы, старшего уже нет в живых. Но мы уж постарались, пустили корни в Семёнове основательно. Хотя братья в своё время и уехали отсюда, но Семёнов считали своей родиной, именно он дал им путёвку в жизнь.

- Родители преподавали в техникуме, наверное, и вы все там учились?
- Братья учились, я – нет. Но техникум стал для меня настоящей маленькой страной, в которой я жил, взрослел, становился человеком. Мы жили на территории техникума: соседи – коллеги родителей, дети – их ученики, во дворе студенты гуляют, дома разговоры только о работе. Мы, детвора, с раннего детства на спортивной площадке играли. Я обедать в техникум ходил, меня там все знали. В садике я недолго пробыл – болеть начал, и меня домой забрали. Старшие братья уму-разуму учили, улица воспитывала, но, надо сказать, неплохо воспитывала, правильно. А ещё я книги читал. Это был мой собственный волшебный мир, в который я мог попасть в любой момент.

- А с какого момента детства вы себя помните, когда вдруг поняли, что вы – это вы, что вы человек?
- Если честно, то я плохо помню детство, нет у меня ярких воспоминаний, лиц или каких-то событий. Помню, что было, а подробностей не помню.

- Так это же хорошо, значит, вы ещё совсем молодой и не страдаете возрастными издержками памяти, когда помнишь, что было, к примеру, 7 марта 1963 года и не помнишь, зачем пришёл в магазин.
- Ну, что было 7 марта 1963 года, я отлично помню – десять лет мне исполнилось. И что подарили помню, поскольку каждый год родители дарили мне два мяча: футбольный и баскетбольный, и на год их хватало редко. Мы ведь гоняли в футбол чуть не до ночи, и сколько тех мячей на пики посажено! Играли-то мы в «парке живых и мёртвых», а там по всему периметру эти острые пики были. А если серьёзно, то ощущать себя человеком я начал в школе. Класс у нас был – огонь. От неудов по поведению спасала только отличная учёба и творческая активность. Многое нам прощалось за хорошие отметки и острый ум.

- Потому, наверное, вы и миновали промежуточную образовательную ступень, не пошли в техникум учиться – сразу в вуз?
- Да, я знал, что буду в институт поступать, а вот в какой, долго не мог решить. И поехали мы с Ваней Красильниковым в Горький, выбирать образование. Зашли сначала в строительный, что-то нам там не понравилось: суета, народу полно. Пошли в политех, даже в пед. зашли. Но остановились на водном, а потом оказалось, что ещё два семёновских парня, два Серёги – Квашнин и Веселов – тоже его выбрали. Так что учиться было весело.

- В институте как проходило взросление, всё-таки парни уже, и не только футболом, наверное, увлекались, а и девушками?
- Не без этого. Но у меня, так сказать, свой самовар уже был – однокурсницы мимо прошли. Мы с Ириной в одном классе учились, в какой момент поняли, что мы пара, сказать не могу, да и дружба наша иногда развивалась по синусоиде: то вверх, то вниз – из-за моей легкомысленности. Но от судьбы не уйдёшь. Переписывались, когда я на практике в ростовском речном порту работал, Ира и в армию меня провожала. Служил я в Закавказском военном округе, в солнечной Армении, думал, что снова вернусь в Ростов-на-Дону, в порт, но видно, не суждено было.

- Почему?
- Из-за той самой судьбы, которая ждала меня из армии. Поженились и, как говорится, посоветовались, и она решила, что мы остаёмся дома, ну, или, по крайней мере, поедем в Нижний. Так и сделали. Деревообрабатывающий завод как раз начал строить дом для своего персонала, вот мы и размечтались. Я в ДОЗ устроился, Ирина на медицинские курсы в Семашко. Сняли угол, который до сих пор вспоминаем как главное испытание в нашей семейной жизни. В одной комнатёнке жили, в другой дрова хранились, а на первом этаже – пивной ларёк.

- Квартиру дождались?
- Нет, не выдержали испытаний, вернулись в Семёнов. Я в техникум устроился преподавателем, и как будто в дом родной вернулся, где всё до слёз знакомо. Снова общежитие, только менее комфортное, чем родительская квартира. Комната метров 25, а в соседях и коллеги с детьми, и студенты с собаками. Правда-правда, у одной студентки собака была, вместе в комнате жили. Но и плюсы были: студенты никогда не отказывались с нашими детьми посидеть, если надо. Они оба у нас в общежитии родились – и Катя, и Саша. Короче говоря, в общей сложности я прожил в общежитиях лет пятнадцать, и что такое коммуникабельность и чувство локтя, знаю не понаслышке.

- Наверное, хорошо зарекомендовали себя на преподавательской работе, если директором стали?
- Не сразу стал. В техникуме я в партию вступил, и она взялась за меня серьёзно: сначала предложили мне работу в «Сувенирах» секретарём партийной организации, потом в райком перевели инструктором по промышленности. А в 1991 году был объявлен конкурс на замещение должности директора техникума. Решил принять участие и выиграл. Тут и свалились на меня все радости девяностых. Работу начал не как педагог, а как главный доставала: мясо, масло, обувь – всё надо достать и распределить. Надо было постараться, изощриться, приложить усилия, чтоб люди не остались без куска хлеба. Я, кстати, до сих пор храню талоны на продукты как память о тех временах. Вообще, мне в последнее время нравится систематизировать буквально всё: от прочитанных за жизнь книг до анализа потребления алкоголя за конкретный период. Когда я начал работать директором, понял, что самое слабое моё место – документооборот. И на помощь мне пришла хорошая истина: хочешь чему-то научиться – начни учить этому других. Вот я и стал наряду с техническими дисциплинами преподавать ещё и делопроизводство. Здорово, скажу я вам, дисциплинирует.

- Как педагог вы всегда отличались большой изобретательностью и, как сейчас говорят, креативностью. За двадцать два года вашего руководства техникумом не только студенты, но и коллеги сумели оценить вас по достоинству и вспоминают только в превосходной степени.
- В девяностые, когда потихоньку всё стало приходить в какую-никакую норму, мне удалось достать настоящие компьютеры – целых двенадцать штук. Помню, расставили мы их по кабинетам 30 августа, и сами не могли оторваться – смешно сказать, играли в тетрис.

- Не только компьютерами запомнился техникум времён вашего руководства – он был настоящей точкой притяжения всей молодёжи города.
- Да уж, рисковал я здорово, до сих пор думаю, каким был отчаянным, устраивая массовые мероприятия в техникуме. Действительно, вся молодёжь приходила на наши вечера. Чего скрывать, всякие казусы случались, бывало, что кого-то и самому домой приходилось увозить, и родителей вызывать. Сам постоянно дежурил на вечерах до последнего отдыхающего.

- Такая работа предполагает практически ненормированный рабочий день. Как семья к этому относилась?
- Нормально, мы всегда понимали друг друга. Ирина и к главному увлечению моей жизни – к байдаркам – относилась спокойно. Я ведь 28 лет был отчаянным байдарочником вместе со своими лучшими друзьями. Лёгких путей мы никогда не искали, шли в поход, лишь только снег сойдёт, чтобы в самый разлив. В какие только ситуации ни попадали! Помню до сих пор оверкиль в страстную субботу – перевернулись, короче говоря, в ледяную воду. Но никто даже не чихнул. А уж как собирались в походы – это отдельная история, здесь тоже надо было обладать навыками доставалы, ничего же не было: ни водки, ни тушёнки. А один раз запаслись хлебом и оставили мешки в спортзале техникума. Загрузились, поехали, а на месте обнаружили, что в мешках вместо хлеба – лыжные ботинки. Весело было. Хорошая у нас была команда, как на подбор представители всех жизненно важных служб, у нас даже байдарки были под номерами: 02, 03. Мы и до сих пор – верные друзья. Правда, всё меньше нас становится.

- Александр Григорьевич, не обидитесь, если спрошу про здоровье?
- А чего обижаться-то, здоровье – наше всё. Жаль, что начинаешь это понимать, когда его становится всё меньше. Я вот своё, к сожалению, проворонил. А ведь говорили мне друзья врачи, что надо бы обследоваться, но близок локоток, да не укусишь. Когда обратился к врачу – уже третья стадия была.

- Как вы пережили этот момент?
- Я, наверное, толстокожий, потому что особенного ужаса не испытал. Начал лечиться, с 2014 года 44 «химии» прошёл и решил, что хватит, больше не выдержу. Теперь живу обычной жизнью, ну, может, не очень обычной, но стараюсь находить в жизни положительные моменты. А их у меня, слава богу, много. Счастлив, что мои дети рядом, ведь почти каждый день в обед за стол человек по шесть садимся. Разве тут есть время думать о болячках? Внучки у меня красавицы, умницы, вместе в шестом классе учатся. Школа четвёртая рядом, вот они и прибегают. Одна скоро получит первый взрослый разряд по теннису, а вторая уже получила по художественной гимнастике. Настя – Катина дочь, Олеся – Сашина. У нас интересная история с именами происходит. Мы сына назвали Александром, он своего так же. Когда дочку стали крестить, батюшка сказал, что Олеси в святцах нет, и записал как Александру. Мало того, у них даже кот Шурик. Вот такое родовое имя. Внук Александр в лицее учится, тоже большой умница. Одно беспокоит – не читают ведь совсем, гаджеты эти все мозги им изуродовали. Жаль, что моя библиотека будет никому не нужна, в ней уже больше тысячи книг.

-На байдарке-то хотелось бы пойти?
- Ещё как, даже во сне снится. Но пусть это останется лучшим воспоминанием моей жизни.

- Юбилей будете отмечать?
- С моим днём рождения вечные проблемы, весь праздник своим женщинам порчу. Им бы к 8 Марта готовиться, а они должны мне стол собирать, о подарках думать. Я каждый раз говорю, что не надо ничего, а они всё равно суетятся. Честно говоря, лучший юбилей был у меня в пятьдесят лет, а после него уже ничего не хочется. Да и чего праздновать, что ещё один год прошёл?

- Вы не обижены на судьбу, не жалеете себя?
- Ни в коем случае – если бы жалел да ныл, мы бы с вами сейчас уже не разговаривали. Я люблю жизнь и, по-моему, у нас взаимная любовь. Сейчас у меня много свободного времени, и я могу заниматься чем хочется. Рядом любимая жена, дети, внуки, верные друзья – о чём ещё можно мечтать? Любой человек с годами становится философом, вот и я с возрастом по-новому открыл для себя Губермана: «Летят года, остатки сладки, и грех печалиться. Как жизнь твоя? Она в порядке, она кончается».

- Не слишком печальная нота для финала юбилейного интервью?
- Нет, очень мудрые слова, ведь жизнь действительно не вечна, она с каждым годом всё короче. И это не повод для паники или отчаяния. Наоборот, я надеюсь повторить судьбу моих бабушки и мамы, они дожили до девяноста пяти лет.