Ирина КОЛОБОВА
Фото Александра ЮРЬЕВА
06.03.2021 г.

Елена Александровна говорит, что рисует с раннего детства – вот с какого момента она помнит свою жизнь, с тех самых пор и не выпускает кисточку из рук. А помнит она её лет с пяти, когда была ещё маленькой Леной Пряничниковой и жила с мамой, папой и братом в Хвостикове, на улице Демократической.

Она, правда, и сейчас снова там живёт, на той же улице, в том же доме.  Но из родного гнезда она всё же вылетала, и в этом свободном полёте прошла большая часть её жизни. Но обо всём по порядку.

Красота по-семёновски

Итак, родилась девочка Леночка, можно сказать, в традиционной семёновской семье, где папа – хохломской токарь, а мама – сувенирская художница.  Первое её знакомство с красотой по-семёновски состоялось в тот момент, когда мама принесла с работы тяжёлую сумку и, как фокусник, начала доставать из неё маленьких деревянных куколок. Только были они какие-то блёклые, чёрно-белые, и девочке уже тогда захотелось раскрасить их своими любимыми акварельными красками, которые родители подарили ей на день рождения. Но мама, продолжая своё волшебство, вынула из огромной сумки другие краски, необычные и очень яркие, и вместе с кисточками аккуратно разложила всё на столе. К куколкам девочку мама тогда не подпустила, да ещё и прикрикнула строгим голосом, чтобы та ей не мешала, что это работа, а не баловство. А Лене так хотелось поиграть с матрёшками! Она уже знала, что эти куколки так и называются – матрёшки. Ей очень нравилось это смешное имя, нравилось, что они такие аккуратные, гладенькие, пахнут вкусно… И платья куколкам она уже придумала, и платочки, и даже знала, какие волосики и глазки нарисует, если, конечно, мама разрешит.

Мама разрешила – немного позднее. Научила, как кисточку держать, сколько краски брать, чтобы не растекалась и не пачкала. Лена схватывала всё на лету, и вскоре её матрёшки стали чуть ли не наряднее маминых, да и быстро у неё все получалось, ловко.  И мама поняла, что у неё появилась помощница, которую вполне успешно можно эксплуатировать в плане пополнения скромного семейного бюджета.
А вот эксплуатация Лене как раз не очень нравилась.
- Мне сначала было очень интересно маме помогать, – вспоминает Елена Александровна, – я даже гордилась, когда мама говорила, что вот, давай мы с тобой, доченька, побольше распишем, денежек заработаем и потом купим тебе то-то и то-то. А как только свободное творчество стало превращаться в нудную обязанность, когда мама уже не просила, а даже требовала, моя душа воспротивилась. Но было уже поздно… Так что ни в детском садике, ни в начальной школе особыми художественными талантами я не отличалась – рисовала как все.

- Но талант всё же пробился сквозь быт и повседневность? Известно, что девчонки всех времён и народов о чём-то мечтают, способности у себя выискивают. Была мечта?
- Ни про какой талант я вообще не думала, да и не мечтала особо ни о чём. Космонавтом точно быть не хотела, а вот когда к смотрам художественной самодеятельности готовились, то да, приходила в голову мысль, что, наверное, я могу стать артисткой. И если бы тогда был у нас где-то театральный кружок, то вполне возможно… Но у нас была художественная школа, и я пошла туда за компанию с подружкой. Мы учились в пятом классе, и не быть записанным хоть в какой-то кружок считалось тогда самым последним делом. Подружка позвала в «художку», и я пошла, и осталась там на целых четыре года.

- Там, наверное, уже не матрёшки были, а тот самый свободный творческий полёт?
- В школе свободного полёта быть не может по определению. Вообще, когда увидела на экзамене эти скучные гипсовые геометрические фигуры, которые нужно было рисовать, подумала, что ни за что здесь учиться не буду – это ещё хуже матрёшек. Но Нина Артемьева Епифанова сумела привить любовь к творчеству и дала понять, как когда-то мама, что без труда ничего хорошего не бывает.

В «художке» я стала личностью

- Выбор дальнейшего профессионального пути состоялся именно в художественной школе?
- Да. Школа мне многое дала, там я поняла, что во мне что-то есть. Вернее, я поняла это в обычной школе, когда ни одно праздничное или торжественное оформление без меня не обходилось. Я стала личностью, членом редколлегии. У меня появился характер и чётко обозначились пути-дороги. После восьмого класса я подала документы в Нижегородское художественное училище. Нина Артемьевна была строгим и дальновидным педагогом, по результатам учёбы в художественной школе я выходила круглой отличницей, но она сказала, что одну четвёрку всё же мне поставит, а то вдруг я не поступлю, а в училище скажут: что это у вас за отличники такие? – стыдно будет. Ну, вот я и не поступила, не добрала баллов.  Не подвела, одним словом.

- Желание стать художником не пропало?
- Нет, наоборот, укрепилось. Вернула документы в школу, окончила её, получила аттестат и поехала в Чебоксары. В Нижегородском пединституте не было отделения художественной графики, так что пришлось выбирать между Костромой и Чебоксарами. Выбрала столицу Чувашии. Город мне понравился, и студенческая жизнь – моё лучшее воспоминание.

- Профессиональный путь был выбран, а судьба в виде личной жизни уже начала складываться?
- Она начала складываться ещё в Семёнове. Я все каникулы проводила в деревне Великуше, там мои дядя с тётей жили. Вот где красота! Природа первозданная, быт – тоже. Они даже хлеб (они говорили «хлебы») сами пекли, ничего не покупали, кроме сахара и каких-то сладостей. Однажды на автостанции моя подружка познакомила меня с парнем Серёжей из Зимёнок, и мы с ним вместе поехали на одном автобусе. Он всю дорогу соловьём заливался, анекдоты рассказывал, смешил. Одним словом, покорил девичье сердце. Через три месяца я его в армию проводила и со спокойной душой поехала в Чебоксары. Ждала два года, письма писала, а на втором курсе поженились. Пришлось мне на заочное отделение перевестись.

- Заочное отделение и семья в придачу предполагают работу. Не пришлось ли вспомнить маминых матрёшек?
- Пришлось, только я не на фабрику устроилась, а в учебно-производственный комбинат – преподавала старшеклассникам мастерство росписи по дереву. Сменила на посту моего бывшего мастера, наставника  Луизу Геннадьевну Бодёхину.

- Это, наверное, где-то в девяностых было. Как удавалось переживать те трудные времена?
- Очень тяжело. Мы в Зимёнках жили, один за другим Дима с Наташей родились. Так вот, я каждое утро с тяжеленной сумкой, нагруженной банками с молоком, сначала на рынок, а потом уже на работу. Если бы не своё хозяйство, корова, да не помощь свекрови, которая на ферме работала, не знаю, как бы выжили.

- Что-то пока художественным творчеством в вашей жизни не пахнет.
- Абсолютно не пахло, как говорится, не до жиру… Но в УПК мне очень нравилось. Коллектив был прекрасный, как одна семья. Да и сама работа – нужной. Школьники, правда, тогда не понимали своего счастья, некоторые свысока смотрели на производственное обучение. Помню, одна девочка очень резко высказывалась по поводу профессии художницы по дереву: «Мне, – говорила, – это никогда в жизни не понадобится, и вообще лучше бы я на швею пошла». А через несколько лет привела я экскурсию на фабрику – смотрю, моя спорщица за рабочим столом сидит, матрёшек расписывает, и довольная такая. Я не утерпела, спрашиваю: «Понимаешь ли теперь, что никогда не надо говорить никогда?»
Сколько же всего хорошего в нашей жизни нарушили. Сейчас мальчишки-школьники не знают, как молоток в руках держать, у них всё гаджеты заменяют. Жаль. Когда УПК упразднили, как будто что-то сломалось в моей жизни. Но это был просто очередной её виток, болезненный, но необходимый.

Как хорошо мы плохо жили

- Пришлось работу искать?
- Искать долго не пришлось, с моим образованием меня взяли в мою родную художественную школу. Только теперь уже в новое здание. Полегче стало в плане того, что мы уже перебрались жить в Семёнов. Родители переехали в дом моей тётушки, которая завещала им после смерти, а мы – в родительский. Так я снова вернулась в родное гнездо. И так начался следующий этап моей жизни.

- Счастливый?
- Не могу сказать однозначно, абсолютно и постоянно счастливыми могут быть только блаженные. А про наше поколение можно сказать, что нам на долю выпало слишком много перемен и всяческих реформ. Кажется, все опыты, которые существуют, на нас поставлены, от полного краха привычной спокойной и стабильной жизни до всяческих новомодных ваучеров и дефолтов. Но всё-таки как хорошо мы плохо жили! Наверное, потому что молодые были и верили, что всё переживём. Денег не имели, зато, если бы не злосчастный бартер и натуроплата в качестве зарплаты, я бы не смогла купить велосипед, пылесос, шкаф. В деревне мы натуральным хозяйством жили, а в городе снова взялась за любимых матрёшек, и вся семья мне помогала, даже муж. Так и выживали, пока всё не разрушилось…

- Кажется, наоборот всё стало налаживаться: кружки открывались, школа художественная в полную силу заработала, у вас любимая работа, дружная семья… Можно бы уже и про творчество вспомнить, ведь вы же – художник.
- Я и вспомнила, только, увы, не от счастья. К сожалению, творческий всплеск зачастую случается именно в самый тяжёлый период времени. Когда всё хорошо, стабильно, спокойно, тогда и стихи редко получаются, и кисточку в руки брать не очень хочется. А вот стоит только беде в дом постучать, так сразу же или о самом плохом думаешь или через стихи с картинами стараешься горе своё излить. Трудно об этом говорить, но мне пришлось пережить серьёзную личную трагедию. Как-то в одночасье всё разрушилось, вся семейная жизнь под откос пошла. Предал меня мой муж, вообще получилось, как в плохой мелодраме, ушёл к лучшей подруге, с которой все тайны делили, все праздники отмечали. Такой двойной удар я переживала очень долго и тяжело. Были моменты, что и жить не хотелось. Работа спасла и дочка. Наташенька здорово меня поддерживала, она в свои тогдашние двадцать лет рассуждала мудрее, чем я. Вот тут я и про творчество вспомнила и, вопреки моему состоянию, рисовала светлые и яркие картины. Как-то одна за другой выставки стали устраивать, и меня приглашали принять участие. Нужно было брать в руки себя и кисть. Очень поддерживали отзывы посетителей выставки и особенно одобрения коллег. Владимир Владимирович Лызлов похвалил мою графику, сказал, что мне непременно надо расти в этом направлении. Я люблю графику, но иногда так хочется яркого, сочного, акварельного всплеска! Я пишу в манере а ля прима, в технике одного мазка, то есть сразу, без дальнейших капитальных перемен.

Один мазок – и вся жизнь

- Похоже, и вся ваша жизнь проходит в этой же манере – один мазок и никаких растушевок или наслоений?
- Наверное, да, я всё решаю сразу и навсегда. Вот в ситуации с мужем немного растерялась, не получилось отрезать по живому с одного удара, некоторое время думала, что ещё образуется. Но склеить не удалось бы – это я теперь точно знаю. Судьба всё решила за нас. Просто надо было пережить.

- Вы пережили, простили?
- Простила и поняла, что всё случилось так, как должно было случиться. Судьба или ещё кто-то свыше дают нам жизнь, а мы сами должны разобраться, как её прожить. Мне по этому поводу пришёл на ум сюжет моей картины «Одуванчики». Семена одуванчиков отрываются от сердцевины цветка и разлетаются в разные стороны в виде человечков. А потом они падают каждый в свою почву и прорастают, кому как повезёт. Кто как сможет. Кто кем станет. Мне досталась такая почва, и думаю, не самая плохая. Я даже уверена, что хорошая мне досталась почва, вполне плодородная. Пришлось, конечно, её повспахивать, но результат радует. У меня работа любимая, дети хорошие, про внуков вообще могу рассказывать часами. Трое их у меня, все  мальчики. Вот выставка персональная в нашем шикарном музейно-туристическом центре. Открытие прошло очень ярко. Даже заказчики появились, а значит, на месте стоять некогда.
Вполне возможно, что если бы не пришлось пережить такой удар судьбы, то и не ощутила бы я эту радость творчества, счастья, свободы. Да, я теперь чувствую настоящую свободу. Путешествую, впечатлений набираюсь, сюжеты коплю, молодею вместе с внуками и учениками. Жаль только, что время так быстро летит, совершенно не могу понять, куда делись мои полвека, как смогли так быстро и незаметно пролететь. Но я стараюсь лишний раз об этом не думать, ведь впереди следующий этап.
Я вообще с некоторых пор не делаю каких-то сложных умозаключений и не бросаю во вселенную банальных вопросов: почему, за что. Я просто живу и рисую. Одно знаю наверняка: никем, кроме художника и преподавателя, я бы не смогла быть. А ещё я мечтаю о внучке…