Ирина КОЛОБОВА
Фото Александра ЮРЬЕВА
08.12.2021 г.

8 декабря отмечается Международный день художника, который был учреждён в 2007 году ассоциацией «Искусство народов мира».

Возможно, не все наши семёновские художники знают о том, что 8 декабря их профессиональный праздник отмечается во всём мире, поскольку это не единственная дата, посвящённая живописцам, и единого мнения о ней в профессиональном сообществе пока не сложилось. Но, наверное, это и неплохо, пусть будет больше поводов поздравить тех, кто несёт красоту искусства в нашу жизнь. Валерий СЕДЫШЕВ – один из таких подвижников, который с детства видит красоту, переносит её на холст, сам ею живёт и дышит, и радуется, когда может подарить её людям. Только бы брали, только бы понимали, чувствовали так же, как и он, жили и дышали этой красотой.

Валерий Михайлович – личность в нашем городе известная. Есть, конечно, те, кто не знаком с ним близко, и они вряд ли с первого взгляда могут угадать в нём принадлежность к миру искусства – уж очень он обыкновенный, среднестатистический житель небольшого провинциального городка. В богемно испачканной красками блузе, в берете, с этюдником на плече он по городу не ходит. Да и нет у него никакой блузы и берета, а вместо этюдника – блокнот и карандаш в кармане. Но если кто-то из прохожих заметит, как этот незнакомый обычный человек вдруг останавливается возле дерева, покрытого огненно-золотой осенней листвой или белоснежной снежной шапкой, каким взглядом он смотрит на него, то сразу поймёт – необычный человек. А друзья, знакомые и близкие иначе как «художник» его и не называют. Это у него прозвище такое, на которое он с удовольствием отзывается.

«Каждый ребёнок художник, трудность в том, чтобы остаться художником, выйдя из детского возраста» (Пабло Пикассо).

Валерий Седышев родился в 1954 году в деревне Хомутово и, похоже, вместе с ним на берегу знаменитого Керженца родился и его необычный талант. Правда, сам художник говорит, что ничего необычного в нём никогда не было.
- А чего необычного может быть в деревенском мальчишке?! – удивляется Валерий Михайлович, – дом, скотина, школа за семь километров. Из всех развлечений – отцовская гармошка, которая просто тянула меня, и которую родители прятали, потому что кнопки выковыривал. В школу весной и осенью на велосипеде ездил, а зимой полтора километра до Лещёва пешочком, а там, если повезёт, садился в автобус, который рабочих развозил. В Хахалах хорошая школа была, туда аж из Рустая ребята приезжали учиться.

Валерий Михайлович признался, что частенько опаздывал в школу, особенно в «велосипедный» период. И причины этих опозданий красноречиво опровергают его слова о якобы обыкновенности и полном отсутствии каких-либо намёков на талант.
- Пока до школы доедешь, столько интересного можно встретить! – признаётся Валерий Михайлович, – и всё хочется рассмотреть, запомнить, а то и зарисовать. Рисовать я всегда любил. И читать ещё обожал, книжки мы тогда до дыр зачитывали. Как только грянет мороз градусов под сорок – для нас радость великая, в школу идти не надо. Дом деревянный аж грохочет на морозе, а мы на печку заберёмся и читаем по очереди про войну, про пионеров-героев и сами себя героями представляем.
В старших классах я уже на квартире в Хахалах жил, и был у меня приятель, он меня ещё больше к чтению пристрастил. Прочитает книжку, а потом мне начинает рассказывать. Когда надоест – скажет: «Бери сам, да и читай».

- Когда же у нашего художника вместо книжек появился альбом и краски?
- Не вместо, а вместе. Книги я читал и срисовывал с них картинки – вроде бы, хорошо получалось. Мы очень интересно в школе жили, особенно когда в интернат перебрались. И читали, и спортом занимались, и уроки вместе делали. Да и рисовали все хорошо. Кто-то очень правильно сказал, что каждый ребёнок – художник, только не каждый остаётся им, став взрослым. Мне повезло встретиться с такими людьми. Первым был Валерий Иванович Анкудинов, он вёл у нас рисование и черчение, а по вечерам кружок по рисованию. Сказал, что способности у меня есть и надо бы их развивать. Предложил после 8 класса подать документы в Горьковское художественное училище, но, поразмыслив, решил, что вряд ли я туда поступлю без хорошей подготовки. Потом Валерий Иванович узнал – в Городецком педагогическом училище как раз открылось художественно-графическое отделение. И направил меня туда. Конкурс был огромный – 8 человек на место, но я поступил.

И снова в жизни парня всё общее: съёмная квартира, общежитие, столовая. И рядом – ни одной родной души.
- Когда в школе учился, так я хоть на выходные домой ездил, а теперь стало некуда – родители с сестрой переехали в Калининград. Там тётка жила, всё время расхваливала, как хорошо со снабжением, бытовыми условиями, она для нас уже и в кооператив на очередь встала. Вот отец и решился, продал всё вплоть до гармошки, и они уехали. Я ездил к ним на каникулы. На втором курсе, помню, за лето не один десяток этюдов «напёк». Это у нас задание на лето было. Приезжаю в училище, а девчонки давай у меня выпрашивать – сами-то ничего не сделали. Я раздал, а потом получил от преподавателя, он сразу руку распознал.

- Когда же художник понял, что он художник?
- А вот, наверное, на третьем курсе слегка и «зазвездился». К нам две молоденькие преподавательницы пришли после института, увидели мои этюды, загорелись, и стали готовить мою первую в жизни персональную выставку. А если честно, то не думал я никогда, что вот я художник, что какой-то необычный. Просто я делаю то, что люблю и немножко умею. Думаю, что каждый может быть художником, если ему повезёт найти своё место.

- Где было самое первое правильное место в вашей жизни?
- В Виткуловской школе, куда меня распределили после училища, – это в Сосновском районе. Я вместе с рисованием и черчением ещё и физкультуру преподавал. Но недолго, пришло время в армию идти, меня вся деревня провожала, даже денег на дорогу собрали. По пути на призывной пункт я сам себе на гармошке играл. Но и в армии я на своём месте был, за оформительскую работу мне два раза отпуск давали.
После армии в Калининград к родителям поехал, устроился в Горпромторг, в художественную мастерскую по оформлению витрин. Три месяца работал и понял – не могу, не моё, домой хочу. Отец пытался уговаривать, нашёл мне работу на корабле художником-оформителем. Нет, не поддался на уговоры, собрал манатки и – домой.

«Художнику полезно время от времени справляться со скучной работой» Огюст Ренуар

- А где же был ваш дом, если с самого детства, кроме съёмного угла и койки в общежитии, вы ничего не имели?
- Дом – это родина, вот туда и махнул. По пути случайно в Линде задержался, узнал, что в школу требуется преподаватель рисования. Год отработал – можно сказать, из школы не выходил: и рисование, и черчение, и физкультура, и футбольная секция. Но тут конфликт с директором случился. Я ведь справедливость люблю искать, а после неё приходится искать работу. В Борском роно меня уговаривали остаться в школе, да и очередь на жильё уже подходила, но не смог я смириться с несправедливостью. Сел в электричку и вышел на родном семёновском вокзале. Голодный, в голове ни одной мысли, куда идти. Зашёл в кафешку под местным названием «Бугор», а там два таких колоритных персонажа пиво пьют. Познакомились, выяснилось, что мы одной крови – художники. Георгий Иванович Душкин и Аркадий Михайлович Кобрин – это ещё одна случайная, но очень счастливая встреча на моём пути. Они как узнали, что я работу ищу, сразу же направили меня в «Металлист», знали, что там художник-оформитель требуется. Парторгом там был ещё один хороший человек Александр Васильевич Веселов. Он мне съёмное жильё нашёл. А в этом жилье я свою судьбу нашёл.

- Хозяйкой вашей была?
- Моей хозяйкой она позже стала, а в то время снимала угол в том же доме, куда и меня направили. Оказалось, что Нина тоже окончила Городецкое педучилище и работала в Семёнове в детском саду. Родом она из Каменного Оврага, вот туда через некоторое время нашего знакомства я направил сватов. Вернее, одного свата, которым был я сам. Поженились, квартиру в Хвостикове сняли, на работе всё ладилось. Очень много было работы для художника в те времена на производстве, да и райком партии скучать не давал. Но и несправедливости хватало.

- Опять справедливость искать начали?
- Конечно, а потом опять работу. Уволили меня по соглашению сторон и с очень красочной, правда, устной характеристикой. Но известно, что у нас в Семёнове устная-то молва быстрее разносится. Но в ЛМЗ меня взяли с удовольствием. И зарплату положили нормальную, и отношение хорошее. Только вот работы не было. Две недели хожу, воздух пинаю, совсем заскучал. А тут слух дошёл, что через дорогу, на авторемонтном заводе художник с работой не справляется. Пошёл узнать, так ли. Встретил меня Леонид Захарович Фарбер, инженер по соцсоревнованию, повёл к директору. Николай Романович Разумов подозрительно так посмотрел и говорит: «А не тот ли ты художник, о котором мне Борисов рассказывал?» Я, говорю, и есть. А он как хахнет: расскажи, говорит, поподробнее, как ты там директора на место ставил. Очень я уважал Николая Романовича, и вообще работа на авторемонтном заводе была самым настоящим моим местом. А как развалился Союз, так и перестал быть художником.

- Художники в новом обществе уже не требовались?
- К сожалению, да. Девяностые годы по всем катком прокатились. Пришлось и мне профессию сменить – перевёлся в кузовной цех, стал железо резать для кузовов. И в Москву на стройку ездил, чтобы семью прокормить, всё здоровье там угробил. Времени на творчество совсем не оставалось.

- Неужели совсем забросили свой талант?
- Оказалось, что это невозможно. Поехал я как-то в субботу в Каменный Овраг пораньше, чтобы баню натопить, выхожу из электрички, спускаюсь с платформы и попадаю в сказку. Дело в сентябре было: деревья все в золоте, а на них белоснежные шапки снега лежат. У меня аж дух от такой красоты захватило. Хотел тут же за карандаш взяться, да баню топить надо. Побежал, бегом воды из колодца натаскал, этюдник схватил и, кажется, на одном дыхании два этюда набросал. И картины тоже быстро получились. Я наглядеться на них не мог. А потом всё же пришлось с ними расстаться. С деньгами совсем плохо стало, вот и отправил я жену с картинами в Нижний, на Покровку. Обе картины махом взяли. Жалко было, будто детей своих продаю, потом ещё долго мучался, зачем продал, не умер бы с голоду.

- Сейчас вы – пенсионер, времени свободного больше, а желание писать не убавилось?
- Нет, сейчас как раз – самое то. Бывает, встанешь ночью водички попить, глянешь случайно на начатую картину и не можешь мимо пройти. Тут и про воду, и про сон разом забываешь, и всё получается так, будто озарение какое-то пришло. Без настроения в нашем деле нельзя, ничего не получится.

- Вас не только как художника знают, но и как заядлого рыбака. Говорят, вы и на реке без блокнота с карандашом не обходитесь.
- Обязательно с собой беру. Вдруг не будет клевать? А тут всегда дело есть. Даже если клюёт, бывает, такую картинку увидишь, что руки просто чешутся немедленно зарисовать.

- Пишете вы много, продавать жалко, так куда же деваете свои шедевры?
- Так вон они, все стопочками лежат по размерам. Могу показать. Дарю много. Бывало, в хорошие времена, когда от завода рыбакам выделяли специальную машину, наша «шишига» внутри вся была увешана моими картинками на рыбацкую тему. Ребятам нравилось, разглядывали, шутили: «Вон я сижу». А ведь так и было, с них в основном и писал.

«Кто хочет узнать обо мне как о художнике, должен внимательно изучать мои картины и пытаться узнать из них, кто я такой и что я хотел» (Густав Климт).

- Валерий Михайлович, без ложной скромности, как бы вы сами оценили свои творческие способности, состоялись вы как настоящий художник?
- Я мог бы ответить общей фразой, что, дескать, если хочешь узнать, какой я художник, смотри мои картины. Но у меня есть и реальные подтверждения, о которых мне не стыдно говорить. Награды и дипломы уже складывать некуда. И в количестве выставок, в которых я принимал участие, я уже запутался. Много их было и, надеюсь, ещё будет. Вот выставки – это настоящее подтверждение и талантов, и признания. Могу похвастаться, что при отборе заявленных мною на выставку работ жюри частенько берёт их все. Для художника это особый знак для гордости и уверенности в себе.
На выставке твои работы смотрят люди, а это самое главное для художника. Продажа картины даже за большие деньги не вызывает такого чувства, как слова одобрения зрителей или даже критика. Когда чувствуешь, что тебя поняли, что твоя работа понравилась или просто заинтересовала – это ни с чем сравнить нельзя.
Часто приходится выставляться вместе с заслуженными членами Союза художников, это тоже добавляет уверенности. Но больше волнения я испытал, когда выставлялся вместе с дочерью – можно сказать, за двоих переживал. Она в Детской художественной школе преподаёт, а теперь и внучка в этой школе учится, и тоже неплохие успехи.

Наша беседа с художником закончилась на мажорной ноте – Валерий Михайлович сыграл плясовую на гармошке, которую жена Нина Александровна достала из укромного места и призналась, что приходится подальше прятать, от внуков. Похоже, история повторяется, в семье Седышевых подрастают новые таланты, которые тоже начинают свою карьеру с выковыривания гармошкиных кнопочек.