Ирина КОЛОБОВА
Фото Александра ЮРЬЕВА
12.12.2020 г.

Декабрь находится в самом своём зените и вполне соответствует установившейся нынче погодной тенденции. Как-то всё очень уж хорошо: и лето, и осень, и зима вот почти идеальная. Снежку, правда, не хватает, но в остальном – полный морозный позитив.

Только вот насладиться бодрящим морозцем, свежим воздухом и слепящим солнцем не всем удаётся. Наши самые давние и верные друзья-читатели вынуждены сидеть по домам, и даже нанести традиционный декабрьский визит в редакцию, чтобы оформить подписку, им стало проблематично. Но настоящие подписчики остаются верными своей газете и всегда говорят ей «всегда».

Галина Сергеевна Воробьёва – именно такой подписчик, за весьма продолжительный срок газета стала её лучшим другом, а визиты в редакцию – своеобразным ритуалом.
- Сижу на своём третьем этаже и выхожу дышать воздухом на балкон, – огорчается она. – Если бы нога не болела, я бы, наверное, рискнула и вышла на улицу, ведь морозный воздух лучше любых лекарств и с вирусом борется, и настроение поднимает. И в редакцию обязательно пришла бы. Я привыкла сама газету выписывать, это какое-то особенное действо – берёшь подписной талон, заполняешь его... Но «Семёновский вестник» я всё равно выписала – через курьера. Не было ещё ни одного года, чтобы я осталась без газеты.

- А может, помните своё самое первое знакомство с семёновской газетой?
- Первое, конечно, не помню, но точно знаю, что это был «Большевистский путь». Вот так мне в память врезалось это название, как будто сейчас вижу. Мои родители были малограмотными, но газету выписывали, поэтому жизни без неё я даже не представляю.
Кажется, лиши меня сейчас этого символа, и жизнь кончится. Карантин-то что – посидим дома и выйдем, всё проходит, а вот газета пусть остаётся.

- Значит, вы коренной семёновский житель?
- Да, почти всю жизнь прожила на улице Гражданской. В первый класс пошла в победном сорок пятом. Тогда у нас своя начальная школа была – там, где потом располагался тубдиспансер. Запомнилось, что нам в школе хлеб всегда давали и чай. Потом во вторую школу мы бегали, она находилась в старом, красного кирпича здании нынешней первой школы. Это была семилетка на базе Учительского института, у нас выпускники преподавали и практиканты. Потом учились на рынке в нынешнем здании музыкальной школы. А затем учеников стало так много, что власти в срочном порядке открыли школу №6, её я и оканчивала.

Осколки войны

- Во время войны вы были ребёнком. Что-то осталось в памяти из тех лет?
- Не помню точно, когда старший брат (он был сварщиком) сварил нам печку. Мы грелись возле неё, и у нас постоянно были обожжены руки. Картошку в этой печке пекли. А ещё он нам сделал жернова – зерно молоть. Хорошее было подспорье. Брат во время войны в Кировской области работал, танки ремонтировали.
А ещё хорошо помню, как отец с фронта пришёл по ранению. Сплю ночью, и вдруг чувствую какой-то незнакомый запах – это отец в шинели над нами склонился. Мы все вскочили, а он нам кусочки сахара из кармана доставал. Сильно он был ранен, мы долго осколки у него из головы выковыривали. Острые такие… Мне ещё казалось, что на колотый сахар похожи.

- А День Победы помните – всё-таки, уже почти школьницей были?
- Странно, но абсолютно не помню. Детская память избирательная, не знаешь, что врежется. Вот, например, хорошо помню, как продуктовые карточки отменили. Мы тогда все толпой бросились в хлебный магазин №7 – это где сейчас православный центр. Какой вкусный был хлеб! Пеклёванный – не белый и не ржаной. А аромат какой! Это сейчас считается, что маргарин – плохо, а тогда он был просто волшебный. Ещё помню, как на Ошаре самолёт приземлился. Вот это событие было…

- Все говорят, что дети войны очень рано взрослели…
- Это правда. Мы были очень серьёзными. Я вот не помню каких-то особенных развлечений – все силы направляли на учёбу. Мои безграмотные родители всем четверым детям высшее образование обеспечили. Я, например, чуть ли не с первого класса знала, что стану учителем, и обязательно математики. И шла к этой цели упорно. Мы как-то с бывшей одноклассницей вспоминали школьные годы. И у меня вдруг всплыло в памяти, что одно время в общеобразовательной школе мы учились за деньги. Она спорит, что не было такого, но я-то помню! Выяснили, что дети, чьи отцы с фронта не вернулись, учились бесплатно, а за нас родители 150 рублей в год отдавали. И в институте было платное образование – 300 рублей в год. Не помню, когда это отменили.

Учитель – и точка!

- То есть, с выбором профессионального пути у вас проблем не было?
- Никаких метаний – учитель, и точка. Поехали с подругой в Горький. Жара стояла, духота. В коридоре института народу – не пробиться. Вышли мы на улицу и что-то передумали поступать. А тут кто-то подсказал, что в Арзамасе очень хороший педагогический институт, и условия приёма попроще. Мы махнули в Арзамас. Он нам сначала показался хуже Семёнова. Но потом студенческая жизнь так затянула, и город стал почти родным. Мы и на целину ездили. В августе 1957 года дружной группой отправились, а назад уже в начале октября возвращались. Тогда все вузы начинали работать в октябре, после уборки урожая и других нужных родине работ. Жили там в вагончике, весело было. Девчонки-казашки приходили к нам в гости. Нарядятся во всё самое лучшее, монисты всякие наденут, бусы, серёжки… Им очень интересно было, чего мы едим. Мы их угощали. Особенно им какао нравилось.  
Помню, едем мы в поезде уже обратно, и вдруг проводник сообщает, что у нас спутник запустили. Мы тогда ещё и знать не знали, что это такое, но тоже радовались, кричали, обнимались. Это уж потом в институте на лекциях нам рассказали, каких высот советская наука достигла. Вот это гордость была за страну. Каждый чувствовал свою причастность к великому делу.

- Наверное, хотелось после института махнуть куда-то на освоение новых земель?
- Может, и хотелось, но распределение тогда было очень строгое – направили в Тоншаевский район, и поехала я почти в самую Марийскую тьмутаракань. Там с мужем познакомилась. Приехал на побывку молодой моряк и покорил сердце молодой учительницы. Поженились мы и уехали в Котельнич. Там семь лет прожили, дочка родилась, и следом новое назначение – Владивосток. Вот тут у нас что-то разладилось, не задалась супружеская жизнь, расстались. Вернулись мы с дочкой в родной Семёнов.

- Тепло ли встретила вас родина?
- Очень тепло, так тепло, что мне больше ни разу в жизни не захотелось с ней расстаться. Родительский дом и сами родители приняли нас с любовью, и жили мы все вместе. Я устроилась на работу в вечернюю школу, и это были лучшие годы моей жизни. И вообще это была лучшая эпоха в образовании. Мы боролись за каждого ученика всеми силами. Сколько молодёжи от тюрьмы спасли, от других бед и неприятностей.

Большие перемены

-Тогда для вас, наверное, любимым фильмом была «Большая перемена»?
- Вот просто абсолютная копия той нашей действительности, даже в самых мелочах. Коллектив у нас был потрясающий, почти полностью женский. Я была завучем и помню такую сцену: стоит наша молодая учительница и мягким голосом разговаривает с известным хулиганом: «Васенька, ты почему в школе вчера не был?» – «Да я на танцы ходил, а чё, нельзя?» Ну, вылитый Гена Ляпишев. И с грудными детьми в школу приходили – прямо на экзамен. Пока ученица экзамен сдавала, наша Антонина Ивановна Харитонова с дитём водилась. Тот заплакал – пришлось мамаше экзамен прервать, накормила – успокоился.
И боролись за учеников мы сообща – так сказать, всем миром. С военкоматом вообще не расставались, и руководители предприятий нам помогали. Помню, весна, экзамен, и – ни одного ученика. Звоню председателю колхоза: в чём дело, где ваши работники? Так посевная у нас, – отвечает, – каждый человек на счету. А у нас, говорю, экзамены, срывать не позволю. Ведь привёз: сам за руль сел, посадил всех учеников и привёз в школу на экзамен.
С милицией тоже очень дружно жили. Пришла как-то телефонограмма, что ожидаются аномальные морозы, а нам усилить команду кочегаров абсолютно некем. Звоню начальнику милиции, чтобы хоть «пятнадцатисуточников» прислал. Тот чуть со стула не упал. «Да вы что, – говорит, – арестантов в школу? Кто отвечать будет?» «А мне что делать? Присылайте, и дело с концом! Отвечу, если понадобится».
Прислал. Те хорошо поработали, уголь рубили всю ночь. Попросили школу посмотреть – говорят, что ни разу в вечерней школе не были. Очень им школа понравилась – чистота, порядок. Сказали: «Приглашайте ещё, опять придём».

Мне даже в самом страшном сне не могло присниться, что когда-то не станет вечерней школы. Недавно дочка родственницы ко мне пришла, семиклассница, я решила её на предмет геометрии проверить… Боже мой, лучше бы я этого не делала, даже сердце заболело, ведь ничегошеньки не знает! Нет, мои ученики из вечерки лучше были подкованы. У нас и медалисты были, и высшее образование многие получили. И это было образование с большой буквы.

- А какой период в вашей жизни вы бы назвали самым трудным?
- Девяностые. Очень тяжело было. Я в профтехшколе работала завучем. Раньше-то все ученики ПТШ в вечерней школе среднее образование получали, а потом ПТШ в лицей преобразовали, и вечерняя школа стала не нужна. Вот я и перешла в художественный лицей №30. Всё было хорошо, пока перестраивать всё и вся не начали. Дочь в медицинском институте училась – надо было тянуть, а тянуть-то было не на что. Ладно я, войной и прочими трудностями закалённая, кусок хлеба и горячий чай вместо обеда мне не в новинку, но и дочь у меня – девочка понимающая. С самых ранних лет видела, как маме трудно, не требовала ничего лишнего. И тоже, как и я когда-то, ставила себе цель и добивалась. Справились.

Мозгам засыхать не даю

- С вашей работой, наверное, вы и дочку-то редко видели?
- Это да, бабушка с дедушкой её воспитали. Она и читать сама научилась – между прочим, по семёновской газете. Тогда, наверное, ещё «Ленинский путь» был. Прихожу я с работы, а дочка газету в руках держит и по слогам читает. И вот как нашу газету после этого не любить? Раньше я частенько заметки в газету отправляла. В каждом конкурсе принимаю участие, каждый крос-сворд досконально разгадываю. Но уж не обижайтесь, а и ошибки тоже вижу. И так мне стыдно делается, как за родного человека.

- Вы теперь совсем одна?
- Совсем одна не бываю, кто-нибудь да навестит. Дочка, конечно, далеко – в Москве живёт. Внуками господь не наградил, но ученики частенько звонят, заходят, поздравляют с праздниками. Домашних животных не завожу – силы уже не те, а вот фиалки выращиваю. Всё живое существо рядом. Разговариваю с ними, делюсь, а они мне как будто отвечают, цветут постоянно.

- Как же проходит ваш день, когда даже на улицу выйти нельзя? Не скучно?
- Скучать некогда. Я вязанием увлекаюсь. Так иногда засидишься, не заметишь, как время пролетит. С детства вязать люблю. Помню, в школе платьица чернильницам вязали, так у меня всегда самые красивые были. А сейчас раздаю свои работы, дарю. На конкурсы частенько отправляю. Не даю своим мозгам засыхать, читаю. Стихи учу – это очень хорошая гимнастика для мозгов.

Галина Сергеевна прочитала нам наизусть стихотворение, которое стало девизом её жизни:

Лёгкой жизни я просил у Бога:
Посмотри, как мрачно всё кругом.
Бог ответил: подожди немного,
Ты меня попросишь о другом.
Вот уже кончается дорога,
С каждым годом тоньше жизни нить –
Лёгкой жизни я просил у Бога,
Лёгкой смерти надо бы просить.

Слова хорошие, правильные, но про смерть Галине Сергеевне рано думать – вот сегодня она главной героиней нашего номера стала. Правда, она не сразу согласилась на снимок. Говорила: «Куда уж меня, старуху, на первую полосу...»
Но на старуху она совсем не похожа. Она похожа на самую настоящую учительницу – умную, добрую, возможно, иногда резковатую, но всегда справедливую.  И воротничок, связанный собственными руками, ей очень к лицу – как подчёркивающая внешняя деталька собирательного портрета учителей лучшей эпохи.
И ещё ей не нравится слово «никогда», в нём она видит какую-то безысходность. «Всегда» – гораздо лучше.