Ирина КОЛОБОВА
Фото Александра ЮРЬЕВА
16.05.2020 г.

Не побоюсь сказать, что Марию Васильевну Линёву знает в нашем округе почти каждый. Если не лично, то по словам и по отзывам.

И, что важно, отзывы и слова эти исключительно благодарные. Да и как может быть иначе, если её умелые руки, доброе сердце, профессионализм и врождённая врачебная интуиция дали жизнь тысячам семёновских младенцев и тысячи больных ребятишек подняли на ноги. Но не о её профессиональных качествах мы хотим сегодня рассказать, а о том, что у Марии Васильевны тоже было своё детство. Военное.

Не плачь, доча, я тебе велосипедик привезу…

Родилась девочка Маша в 1937 году в Выксунском районе. Семья Афониных жила в посёлке торфодобытчиков. Что значило это топливо, насколько оно было важно и, главное, какого труда стоила его добыча, знал в семье каждый. Старшие брат и сестра с раннего детства на торфяниках. Маша с сестрёнкой-близнецом находились в чуть-чуть более выгодном положении – маленькие были, к началу войны им стукнуло всего по пять годиков.
- Но я всё помню, – говорит Мария Васильевна. – Помню, что папа не сразу на войну ушёл – у него бронь была, он был известный на всю округу пекарь.
Да, во время войны хлеб по важности находился на одной ступени с оружием, поэтому пекарю-профессионалу полагалась бронь. Но недолго он пользовался этой «привилегией». В декабре сорок первого ушёл на фронт, а в сентябре сорок третьего погиб в боях под Смоленском.
- Я помню, как мы папу на фронт провожали, – вспоминает Мария Васильевна, – как мама плакала и как мы в один голос ревели. Холодно было, на узкоколейке огромный поезд стоит, и мы все понимаем, что вот сейчас папа сядет в этот поезд и уедет. Он успокаивал нас с сестрёнкой, говорил, что уедет ненадолго и обязательно привезёт нам велосипедик. Потом пошли письма-треугольнички. Мама так оживлялась в эти моменты, и мы радовались: мама улыбается – значит, всё хорошо. А потом пришла похоронка. Мама уходила во двор и там рыдала, чтобы мы не видели. А мы всё понимали. Она устроилась техничкой на торфоразработки, убиралась в «торфушках» – бараках, а мы вместе с ней, а частенько вместо неё полы там мыли. Грязно было…
Летом на сенокосе все работали. Я помню, как на высоченном стогу стояла. А зимой сено на салазках возили. Старший брат запрягал в салазки нашего Заливая, а меня для веса сажал, чтобы санки не перевернулись. Чуть только собака побыстрее побежит, так я в снег кувыркаюсь, а брат ругается.

Безотцовщина

После папиной похоронки мы как-то резко повзрослели, поняли, что теперь всё на нас, и старались изо всех сил. Старшие брат с сестрой бросили школу и устроились на торфяники – надо было на что-то жить. Мы с сестрёнкой им помогали. В посёлке окопы рыли на всякий случай, а по ночам к рёву самолётов прислушивались. Страшно было. А когда Победа пришла, мы все плакали и маму успокаивали. Обидно было, что папа не вернётся, что мы теперь – безотцовщина. Я всё своё детство и молодость прожила под этим обидным прозвищем. У кого отцы вернулись, те гордые ходили, и потом им льгот и уважения было больше. Да ладно, чего теперь вспоминать… Надо было как-то налаживать мирную жизнь. Мы жили в доме, где располагалась пекарня, через стенку. И хотя вместо папы там уже другой пекарь работал, нас не выселяли. Он нас частенько «нанимал» на работу за еду, знал, как нелегко маме приходится. Сын у дяди Вани лентяй был, не помогал совсем, а мы все к труду приучены. Мы и полы мыли, и рабочий инвентарь. А как вкусно там пахло! Дядя Ваня старался нас повкуснее угостить – и баранками, и даже мёдом. Я маленькая была, а хитрая, знала, что старшие меня всегда прикроют. Приду на работу с утра, помою чего-нибудь немного, дождусь обеда с «расчётом» и домой убегаю.  

Больше в школу не пойду…

Четвёртый класс нам пришлось в школу за десять километров ходить. Нам там угол сняли. Мама на неделю три литра молока давала да ведро картошки. Но даже это считалось большими расходами для семейного бюджета. Вот мы с сестрёнкой по примеру старших и решили школу бросить и на работу устроиться. Явились домой и по-взрослому маме заявили, что в школу больше не пойдём. Она так рассердилась – говорит, давайте немедленно назад, пока паровоз ещё не уехал. Так посрамлённые и вернулись в школу.
Спасибо маме, окончили школу. А дальше образование только я одна из всей семьи получила. Повезла меня мама в Выксу в металлургический техникум поступать, а там только мальчиков берут. Нам сказали: идите в медицинский – там возьмут. Однако я с первого раза не поступила, пошла в ремесленное. Но как мне там всё не нравилось, особенно форма. Стыдно как-то было в тяжеленной чёрной шинели ходить и в шапке ужасной. Снова документы в медицинское подала. Отучилась и окончила его с отличием. Все меня в мединститут прочили, но я не пошла – стыдно было, что надеть нечего. Распределили меня после училища в Марийскую АССР. А тогда строго было, практику нужно было обязательно отработать. Приехали мы с подружкой в Йошкар-Олу, а там, слава Богу, не очень-то были и нужны. Открепили нас и перенаправили поближе к дому, в Дивеево. Три года я там старшей медсестрой отработала, хорошая практика была. Там и с мужем будущим познакомилась. Поженились, вот тогда об институте и задумалась – муж поддержал. Училась и работала в горьковской 5-й клинической больнице. А в Семёнов мы приехали по направлению мужа – его направили в Беласовку, а потом уже в Семёнов.  

Наш местный экстрасенс

Сорок лет заведовала Мария Васильевна родильным отделением Семёновской больницы. По тысяче родов в год принимала. Потому и знает эту обаятельную и совершенно не стареющую женщину большинство жителей нашего округа.
- Мне частенько женщины на улице встречаются и благодарят за советы, которые когда-то от меня получили. Говорят: всё помним, что вы нам говорили, когда мы в роддоме лежали, а теперь то же самое своим дочерям передаём. Мне приятно это слышать – значит, не зря работала.
Марию Васильевну коллеги и даже вышестоящее начальство иногда экстрасенсом называли. Трудно было понять, как эта женщина ставит диагнозы с такой потрясающей точностью.
- Помню, родился мальчик, я его приняла, а потом обнаружила на пелёночке зеленовато-жёлтый след от отрыжки. Очень мне это не понравилось, я как-то сразу заподозрила высокую кишечную непроходимость. Немедленно в область позвонила, потребовала рентгена для исключения или подтверждения подозрения. Сама повезла ребёночка в Нижний и всю дорогу прислушивалась: дышит – не дышит. Меня сначала даже слушать не хотели – говорили, что напрасно паникую. А потом, после благополучной операции, благодарили.
И сердечко, справа расположенное, было в моей практике. А ещё помню свой первый в жизни аппарат искусственной вентиляции лёгких. Выписали мы его для своего реанимационного отделения, а как пользоваться, никто не знает. Вот и представился случай. Делали кесарево сечение мамочке из Олонихи, а ребёночек слабенький оказался. Целые сутки я от него не отходила, а он то дышит, то не дышит. Взялась я за аппарат, а там столько всего непонятного. Как-то разобралась. Спасли ребёнка. Папа его всю ночь возле роддома был, с утра принёс мне булочку, говорит: поешьте, а то вы второй день голодная.
Хорошая у меня работа. Я очень благодарна моей маме за то, что позволила мне выучиться. За то, что к труду приучила, за то, что научила правильно к людям относиться, беды и радости принимать с пониманием. Спасибо нашим родителям за то, что сделали из нас людей. Хочется, конечно, чтобы и наше государство на нас – детей войны – поласковее взглянуло. Нас ведь тоже всё меньше остаётся. А вместе с нами, боюсь, и память о войне кончится.

Шестьдесят лет в маске…

Трудовая книжка Марии Васильевны Линёвой насчитывает более шестидесяти лет врачебного стажа, и даже сейчас эта замечательная женщина остаётся в центре внимания. Она всегда настроена на позитив, и это заметно даже по её внешнему виду – красивая, стройная, хорошо и со вкусом одетая, всегда с улыбкой. На вопрос о своём рецепте молодости и нестареющей красоты она ответила любимой фразой: «Единственная красота, которую я знаю – это здоровье!» Тут, как говорится, и добавить нечего.
Вот только Мария Васильевна очень расстроена нынешней обстановкой в мире, касающейся пандемии.
- Очень не нравится носить маску, – признаётся Мария Васильевна, – я и так всю жизнь в маске работала. Но раз требуют… Как врач скажу, что носить маску необходимо только при скоплении народа, постоянное ношение ничего хорошего не даст. А то получается, что маску носят, где надо и где не надо, а зайди в подъезд или даже к кому в квартиру, а там – грязь и полная антисанитария. Так что не в масках дело, а в людях. Остерегаться, безусловно, нужно, любой вирус – дело опасное. Я всегда убеждала своих пациентов в необходимости соблюдать необходимые меры осторожности. А ведь каких только вирусных вспышек не было в моей практике! Грипп бывал такой, что по сорок вызовов в день на врача приходилось. В нынешней пандемии я вижу положительный момент в том плане, что мы, возможно, научимся беречь себя. А это крайне необходимо. Что ни говори, а мы, старшее поколение, несмотря на все трудности, – люди более закалённые. Мы, дети войны, кажется, имеем врождённую, с молоком матери полученную вакцину от всех вирусов – и биологических, и моральных. Закалила нас война.
Теперь же мамочки всё чаще отказываются от кормления грудью. Ах, как напрасно они это делают! У нас сейчас и без того всё искусственное, так даже тем, что природа пока не отняла, воспользоваться не хотят. «Искусственники» – самая главная группа риска.

Но больше всего Мария Васильевна расстроена тем, что не пришлось как следует отпраздновать День Победы.
- А я ведь уже речь подготовила к этому дню, – сетует она, – и стихи новые написала…
Да, кроме всех своих душевных и профессиональных достоинств наша героиня ещё и стихи пишет. И неплохие стихи… Ну, а раз не пришлось ей почитать свои стихи с парадной трибуны, предлагаем их на суд наших читателей.

Я не слыхала грохот канонады,
И вдалеке от дома шла война,
Но ранний труд и голод беспощадный
На мою долю выпали сполна.

И с губ моих, хоть много лет прожито,
Не смыта горечь той большой беды.
Я помню, как мы ели не досыта
Хлеб с лебедой и щи из лебеды.

Мы мёрзли в холоде, бомбёжкой нас пугали,
Но мы лишь закалялись, словно сталь.
И не беда, что нам наград не дали,
Людьми мы стали! В том войны мораль.

С отцами вместе мир мы отстояли,
И пусть стареем, это не беда.
Мы нашим внукам счастье завещали.
Пусть не прервётся это никогда!