Ирина КОЛОБОВА
Фото Александра ЮРЬЕВА

30.11.2019 г.

Ветеран военной службы капитан запаса Александр ЮРЬЕВ получил заслуженную награду спустя без малого тридцать лет

Да простят меня читатели, но речь пойдёт о… Сирии. Вот и местная газета коснулась этой глобальной международной темы. Но только лишь потому, что сама Сирия непосредственно коснулась нас.

Александр Юрьев, чья служба в горячих песках этой страны составляет огромный жизненный пласт, спустя двадцать восемь лет награждён орденом «За военное содружество и доблесть».

- Я уже стал забывать свою службу в Сирии, – признаётся Александр, – да и нельзя нам было помнить-то, засекречены мы были по полной. Правда, когда там снова началась «заваруха» и о войне заговорили в полный голос и круглосуточно, вспомнил всё… Многие ведь абсолютно неверно понимают ситуацию в Сирии, и то, как она влияет конкретно на нашу страну. А нам это ещё в далёкие девяностые было ясно.

лександр родился и рос в пригородном селе Медведево, учился в школе №3. В те времена мальчишки ещё мечтали о высоком, и парню повезло – служить срочную он попал в «десантуру». Романтика неба, полёта, безграничного голубого пространства настолько захватила его, что он принял решение остаться в армии сверхсрочно. Получил уважаемое звание прапорщика и начал покорять небеса СССР и пока не самого дальнего зарубежья. Тогда таковым считалась Германия, вернее, ГДР. Были и Прибалтика, и Туркмения, и Заполярье, и множество советских военных округов и гарнизонов. Вот такой лихой прапорщик, вечно витающий в облаках в самом прямом смысле слова, и достался молодой жене. Семью начинающие супруги Юрьевы начали строить в Апатитах, там молодая семья и жила несколько лет. Однажды ночью в маленькой гарнизонной квартире раздался телефонный звонок, известивший о срочном, по тревоге, вылете в Ростов-на-Дону.

Помаленьку стали «въезжать»…

- Мы, пилоты, тогда втроём вылетели, – вспоминает Александр. – А в Ростове собралась целая эскадрилья со всей страны, и нас пересадили на «Антей» – огромный военно-транспортный самолёт, у него на борту свободно два вертолёта помещаются. Тогда уже понимали, что дело серьёзное. Приказано было переодеться в «гражданку», все документы у нас изъяли, никаких отличительных знаков не оставили – ни званий, ни регалий. За пять минут до вылета нам вручили загранпаспорта, и отправились мы в путешествие за два моря, только ещё не знали куда. Когда ландшафт за бортом подозрительно изменился, мы стали спорить, что это под нами: Африка? Мозамбик или ещё какая тмутаракань? Сели в 28 километрах от Дамаска, но, повторю, мы об этом ничего не знали – пустыня и пустыня, а на какой широте-долготе, неизвестно. Из комфортного ростовского октября мы за несколько часов попали в зной, жару и сушь, где даже ночью под +30.

Первое время не было ни еды нормальной, ни воды. Но думать об этом было некогда – срочно монтировали военную технику, потом «облетали» её. На третьи сутки стали понемногу «въезжать», где мы находимся. Арабы заправляли нашу технику, еду привозили. Даже сейчас помню вкус этих сухих лепёшек и отвратительной воды. Поместили нас во французскую казарму, оставшуюся с тех времён, когда Сирия была колонией этого государства. Ничего такие бараки, крепкие, но от зноя и в них укрыться было сложно. Территорию обнесли колючей проволокой, и началась наша, тогда ещё не совсем понятная, служба.

Но в неведении мы были недолго. «Колючка», автоматчики, суперсовременная военная техника и строгая секретность открыли нам глаза – это Мухабарат, служба общей разведки Египта – можно сказать, наш спецназ. А нас прислали им на помощь. Мы помогали прикрывать границы от израильской военщины, ставили помехи, выводили из строя радары, и назывались мы отдельной эскадрильей радиоэлектронной борьбы. Но всё это под арабской символикой: знаки, флаги, форма – ни одного даже намёка на присутствие русских. Над формой мы сначала подшучивали: дескать, такую жесть кислотой не сожжёшь, но потом пообвыклись, поняли, что в панамах и шортах гораздо удобнее, чем в наших фуражках и брюках. Даже дурачились, «фоткались», молодые были, казалось, что такие мы крутые – дальше некуда.

75 градусов против 45 кило

- Но веселиться особо поводов было мало. Все до единого переболели москитной лихорадкой – это вроде как тиф в лёгкой степени. Никаких лекарств не было от этой ужасной болезни, подхваченной от воды из арыка. Молодые, здоровые, спортивные парни за несколько дней превращались в скелетов с бараньим весом. Арабы посоветовали нам лечиться чистой водой из артезианских колодцев. Поставим бидон с этой водой у постели больного, он и пьёт только воду, потому что ничего больше в горло не лезет. Ну, ничего, потом все как-то оклёмывались, начинали в себя приходить, вес набирать. Слава Богу, никто не умер. Вообще за время моей службы только один наш старший прапорщик погиб – он вертолёт охранял, который боевики хотели захватить.

Потом у нас деньги появились, стали мы еду на рынке покупать, фрукты, овощи, мясо, даже водку иногда брали. Она у них называется «арак», и её 75 градусов частенько помогали избежать различной заразы. Надо отдать должное тамошней торговле – ничего поддельного, контрафактного там нет, за это у них вешают.

Арабы очень хорошо к нам относились, называли нас «садык» – друг. Служба наших солдат в Сирии заключалась в противодействии американским зенитно-ракетным комплексам, стоявшим на вооружении у израильских военных.
Долина Бека всегда служила яблоком раздора между Израилем и Сирией. Её можно назвать землёй обетованной для арабов, орошаемой водами Евфрата. Там урожай можно снимать три раза в год, там арыки, реки, вода, а, значит, жизнь.

- Я видел сверху, как выглядит эта долина, – продолжает Александр, – и, испытав на собственной шкуре, почём фунт лиха, то есть, глоток воды, понял, что значит она для арабов. Арабы очень надеялись на нашу помощь, и всё бы у нас обязательно получилось…

Родина отблагодарила…

Но власть сменилась, Союз развалился, Ельцин пришёл, дал решительное указание, чтобы русскими тут и не пахло. И нас вывели из Сирии, открыв тем самым прямой беспрепятственный вход туда американцам – им, можно сказать, зелёный свет включили. А я категорично заявляю, что если бы не эта революция в нашей стране, никакого «ИГ» (международная террористическая организация, запрещённая в России) там бы сейчас не было, мы б не допустили.
Начали мы домой собираться, и, скажу я вам, была эта эпопея похлеще всей нашей почти двухлетней службы в арабских песках. Сначала вывели все зенитно-ракетные комплексы, и мы остались практически без защиты. Летать можно было на предельно малой высоте, порядка 25 метров. Но, слава Богу, вылетели. Приземлились в Таганроге… и два месяца не могли отправиться в Москву. Сначала нас часов пять из самолёта не выпускали, окружили его пограничники с автоматами и собаками. У нас ведь ни документов, ни опознавательных знаков. А когда узнали, откуда мы, начали опасаться холеры. С грехом пополам выпустили, поместили в каком-то старом клубе. Две недели мы спали вповалку на грязном полу, где не только холеру можно было подхватить. Сдавали многочисленные анализы и проходили различные комиссии. Еда в эту программу не входила.  Пришлось нам все сувениры, которые родным везли, на рынке продавать да еду покупать. Два месяца абсолютно обезличенные люди ждали самолёт. Такого, наверное, даже в войну не было, но такая уж обстановка нарисовалась тогда в нашей стране, так нас родина девяностых отблагодарила за службу. В Москве выписали путевые документы, из всех списков военных частей мы были исключены – этакие фантомы.

Но, долго ли, коротко ли, а в Апатиты Александр всё же прилетел. Там ждала семья с уже подросшим сыном. Домашние почти два года не знали, где их муж и отец. Догадывались немножко по редким письмам, получаемым на почтовый ящик «С-300». Письма, безусловно, тщательно проверяла военная цензура, но среди строк нет-нет да и мелькнёт фраза о том, как соскучился по картошке, селёдке и ржаному хлебу, или о невыносимом зное и отвратительной воде. По этим упущенным цензурой фразам семья и делала свои весьма приблизительные выводы о том, где же находится Александр.

Затем Александра благополучно восстановили во всех правах, в звании, в должности оператора вертолёта Ми-8. В 44 года – так сказать, ближе к пенсии, его перевели и поближе к родине – во Владимирскую область. Потом ему вручили сертификат на покупку квартиры, и отправились Юрьевы домой, в родной Семёнов. Но и тут революционные девяностые вмешались в судьбу офицера – сгорели квартирные деньги в пресловутом дефолте. Пришлось продать машину, чтобы добавить на жильё. Ну, ничего, потихоньку всё наладилось, и работа подходящая нашлась, и спортом капитан запаса увлекается, и даже молодёжь на правильные рельсы наставляет.

Содружество и доблесть

- Когда Путин предпринял новые попытки помочь Сирии, я принял это с огромным пониманием и даже радостью, – говорит Александр. – Напрасно многие думают, что всё это – лишь только внешняя политика, нам, дескать, и без Сирии хорошо, нам бы кто помог. Я понимаю, русскому человеку здорово достаётся, и в самом деле хотелось бы жить получше. Но Сирия – это не только внешняя политика. Плохое наследство досталось нашему президенту, но крепкие границы с этой страной необходимо налаживать. Ведь если бы мы не вмешались, боевики «Игил» (террористическая организация, запрещённая в России) на своих американских джипах уже под Саратовом бы стояли, они очень легки на подъём, особенно если путь им не преграждать.
Эх, если бы я был помоложе, обязательно бы снова туда вернулся. Ведь я там всё как свои пять пальцев знаю и помню. Мы ведь там практически без карт уже летали, всё изучили до мелочей, да и такой электронной аппаратуры, как у нас, даже у американцев не было.

Я горжусь, что служил в советских войсках и пусть недолго, секретно, но не в учебной, а в настоящей войне защищал её от коварного врага. Обидно, конечно, было, что никто этого не ценил, а близкие даже не понимали всей важности нашей службы, ну да чего уж там говорить…

Сейчас Александр может не скрываясь гордиться своим подвигом, и обида должна улечься, потому что его заслугу перед Родиной оценили на самом высоком уровне.
- Когда мне позвонили из военкомата и сказали про награду, я даже сперва не поверил. Но потом выяснилось, что министр обороны открыл секретные архивы и пофамильно выявил каждого офицера нашей геройской эскадрильи. И вот 26 октября в областном военкомате мне вручили орден «За военное содружество и доблесть». Это просто эхо из прошлого, и гордость, и благодарность, и я даже как будто помолодел, потому что лучшие годы жизни вспомнились, и захотелось ещё что-нибудь этакое совершить. Так что ветераны военной службы не стареют, они всегда на запасном пути, и порох ещё имеется.