Ирина КОЛОБОВА
29.07.2017 г.

В этот день в половине двенадцатого все поклонники его таланта, уважаемые и многочисленные гости, последователи его творческого пути, родственники и просто заинтересованные семёновцы соберутся у памятника поэту на площади его имени. 

Далее программа будет развиваться по заранее намеченному сценарию, в котором непременно будут звучать стихи Корнилова и его талантливых потомков. Как водится, будет сказано много слов о поэте, о его вкладе в советско-российскую литературу, о влиянии его поэзии на воспитание подрастающего поколения, о его прозорливости и любви к родному краю.

Но душевнее других будут звучать слова тех, кто был связан с поэтом родственными узами, так сказать, наследников по прямой. Почётными гостями на праздновании юбилея будут его родная племянница Фаина Васильевна Смирнова и внучатая племянница Светлана Геннадьевна Рудкова. 

Именно к ним в гости мы пришли накануне юбилея. Слов о Корнилове действительно сказано немало. Немало написано очерков, рассказов, воспоминаний, эссе и прочих литературно-журналистских произведений. И, кажется, мы знаем о поэте всё. Но истории из жизни, малозначительные эпизоды и детские впечатления, рассказанные родственниками, всегда стоят на отдельной, более важной и ценной ступени этой лестницы памяти. Они живые и непосредственные, и им веришь больше, чем многостраничным публикациям.

Верили, что жив

Фаина Васильевна – дочь Александры Петровны Козловой, родной сестры поэта. Она никогда не видела своего знаменитого дядю Борю, разве только на фотоснимке, висящем на стене в доме бабушки Таи (Таисия Михайловна Корнилова, мать поэта). В недоброй памяти 1938 году расстреляли семёновского соловья, и в этом же году, 30 июля, на следующий день после дня его рождения, у родной сестры Шуры родилась на свет дочка Фаня. Вот под этим дядиным портретом и росла девочка в окружении бабушкиной любви и её строгого педагогического воспитания. 

- Я часто спрашивала бабушку Таю про дядю Борю, и маму расспрашивала, но они только отмалчивались и незаметно слёзы вытирали, – делится воспоминаниями Фаина Васильевна. – Бабушка говорила, что это её любимый сынок Борюшка, но он далеко, и неизвестно когда приедет. Мне в том возрасте было не до таких серьёзных размышлений, мне больше нравилось, когда бабушка читала мне наизусть его стихи, особенно сказку про медведя с больными зубами. У нас в семье все дети на этой сказке выросли. Потом я всё больше начала прислушиваться к разговорам взрослых, и стала понимать, что не всё так ладно в нашем семействе. Мама с бабушкой и тётей Лизой что-то скрывают, тетради со стихами дяди Бори прячут, как только кто-то посторонний входит в дом. А в обычное время бабушка эти тетради из рук не выпускала. Одна из них до сих пор у меня хранится, а большинство мы раздали по музеям. 

Фаина Васильевна сказала, что особо их семью родством с врагом народа никто не донимал, наверное, просто мало кто знал об этом, да и родителей поэта все очень уважали и любили. А в семье все верили, что Борис жив, и этому находились подтверждения.

Музыка Шостаковича, слова…народные

- Однажды, когда мы жили в Беласовке, к нам в дом пришёл какой-то дальний родственник, – продолжает Фаина Васильевна. – Я даже помню, какой он был худой, измождённый и оборванный. Оказалось, что он из лагерей вернулся, и рассказал, что сам видел где-то на пересылке в Сибири Бориса, что он, якобы, стихи вслух читал. Может, и правда, кто-то стихи его читал, но бабушка с мамой тогда даже заплакали от радости, что жив. Я помню, раньше по радио часто передавали песню «О встречном», мы её все очень любили, и слова переписывали, и пели. Мне было только странно, что каждый раз бабушка плачет после того, как диктор объявлял авторов этой песни – музыка Шостаковича, слова народные. У неё ведь слова этой песни тоже были в тетрадку переписаны. 

- Когда же вы стали понимать, что ваш близкий родственник – известный поэт?

- Да, наверное, сразу после его реабилитации в конце пятидесятых. Тогда и книги его сразу стали издавать. Я помню, как впервые увидела свою любимую сказку в настоящей книжке. Это было очень удивительно и приятно.

- Наверное, и люди, соседи стали по-другому к вам относиться, всё-таки знаменитость?

- Нет, особенно никто ничего и не знал. У нас в семёновском краю вообще всё проходит как-то тихо, без лишнего шума. А мы сами совершенно не подвержены какому-то хвастовству или излишней болтливости. Но находились всё-таки люди, которые всегда уверены, что дыма без огня не бывает, и раз дядю Борю расстреляли, значит, есть за что. Особенно много таких правдолюбов нашлось, когда памятник Корнилову устанавливали во дворе школы №1. Кто-то считал, что совершенно ни к чему так восхвалять врага народа. 

- Мама, наверняка, рассказывала вам про своё детство, как они жили, как учились и развлекались. Вы можете чем-то поделиться с нашими читателями?

- Рассказывала, конечно, но многое уже и не вспомнится. Знаю только, что жили они очень дружно, воспитывались в строгости. Но когда оставались одни, тут уж Боря вволю поизмывался над своими младшими сестрёнками. Он был очень подвижным, смышлёным и хулиганистым. Однажды родители уехали в Семёнов на ярмарку, а он загнал девчонок в яму за домом (они тогда жили в Дьякове), свернул им из травы папироски «козьи ножки» и заставлял изображать, что они курят. А сам хохотал и грозился маме с папой рассказать, что они курят. Бывало, пойдут втроём в лес по ягоды, так он спрячется за кустами и оттуда как выскочит, напугает и корзинки с ягодами отберёт. Но как они его любили! Он для них просто свет в окошке был. Как они гордились своим известным  братом-поэтом. И как они плакали о нём. Бабушка с его книгами и тетрадями не расставалась до самой смерти. До 95 лет она читала без очков. Только однажды смотрю, а она поднесла книжку со стихами близко-близко к глазам, а книжка-то вверх ногами. Но это уже перед самой смертью было, в девяносто пять лет. 

Фаина Васильевна окончила Беласовскую школу, Семёновский техникум и поехала по распределению в Костромскую область, где десять лет работала на мебельной фабрике. Там познакомилась с Геннадием Смирновым, они поженились, родилась дочь Света, тогда и переехали в Семёнов. Жили с бабушкой Таисией Михайловной на Учительской улице, а через несколько лет Геннадию Васильевичу как работнику связи дали квартиру на подстанции, в конце улицы Чернышевского. Там она и проживает и даже, несмотря на солидный возраст, до сих пор трудится в родных «Сувенирах». Правда, теперь уже не мастером, а «ночным директором», как она сама себя в шутку называет. Сторожит, одним словом. 

Педагогическое древо

- Фаина Михайловна, а сколько ещё есть родственников Корнилова с вашей стороны?

- В нашей семье было трое детей – я, сёстры Галя и Майя. Галина умерла, у неё осталась дочь Людмила. У Майи (она живёт в Твери) дочь Наталья, сын Сергей умер. У нас был ещё братик, и звали его Борис, но он умер в раннем возрасте. У меня дочь Светлана и сын Игорь. Мы тоже хотели назвать его Борисом, но муж воспротивился, сказал, что имя это несчастливое, пусть хоть один живым останется. Бабушка Тая очень любила своего правнука, как родного сына. Она так и не привыкла называть его Игорем, а придумала смешное имя Гусик. Так и звала до самой смерти. У другой сестры Бориса Лизы – дочери Рита и Роза, мои двоюродные сёстры. И, что характерно, почти все в семье – педагоги, начиная с бабушки Таи и дедушки Пети.

- Но вы-то, почему не вписались в эту педагогическую династию?

- Да меня отец не отпустил, я очень маленькая была и слабенькая, он побоялся отпускать меня в другой город. Вот я и пошла в наш техникум. Но у меня и дочь педагог, и внучка.

-Было бы странно, если бы я не стала педагогом, – присоединилась к разговору Светлана Геннадьевна Рудкова, директор школы №2.  – Я  с самого раннего детства в школе, как Филиппок. Меня бабушка Тая туда целый год таскала и сажала на последнюю парту. Можно сказать, что воспитала меня именно бабушка. Я её очень любила. Она и строгая была, и в тоже время добрая, никогда меня родителям не сдавала. А я ещё той хулиганкой была. Её любимому сыночку Бореньке, наверное, и не снились те шалости, что я вытворяла. Она научила меня читать, понимать стихи. Какой она была чтицей! Вот возьму в детстве книжку со стихами Корнилова,  попробую почитать, ничего не понимаю. А как только бабушка прочтёт, всё сразу становится ясно и понятно. По секрету скажу, что и сама стихи сочиняю, уж не знаю, насколько они – стихи, но душа часто просит излиться в строчки. И мама моя прекрасно рифмует, некоторые её стихи трогают за живое. Но родство с известным поэтом учит скромности и не позволяет выносить своё творчество на всеобщее обсуждение. 

Непоследние из корниловцев

- Светлана Геннадьевна, вы, как педагог с огромным стажем и близкая родственница поэта можете определить пути и методы для большей популяризации его имени и творчества? Не пора ли внести его поэзию в обязательную школьную программу? Не грозит ли ему слава остаться широко известным только в узких кругах?

- Путь для популяризации имени поэта и сохранения памяти о нём один, и проходит он именно через наши узкие круги. Но, увы, он, боюсь, скоро оборвётся. Я отношу себя и своих сверстников к последнему поколению любящих, знающих и помнящих Корнилова. Молодёжь мало интересуется его творчеством. Кто виноват? Однозначно, мы. Я понимаю, что все любить его стихи не могут, и в тоже время подтверждаю, что среди наших учеников есть ценители его таланта. Но их до обидного мало. Вот именно мы, последние из поколения корниловцев, обязаны донести до людей всю ценность его творчества. В школьную программу его стихи, конечно, не внесут, слишком мало он пожил и слишком неполно раскрылся, чтобы стать классиком. Это факт, и он неоспорим. Но его лирика достойна считаться, так сказать, камерной, пусть не для большого круга разнокалиберной публики, а для отдельных тонких ценителей и почитателей. Для этого у нас есть прекрасная база – творческое объединение «Родники». Но замыкаться в этих рамках ни в коем случае нельзя. Приходишь в «Родники», на встречу с поэтами, на концерт, где будут звучать стихи Корнилова – приведи с собой друга, родственника, ребёнка. Позволь и им понять и решить, нужен ли им Корнилов. Прочитал что-то из творчества Корнилова, понравилось, запомнилось – почитай детям, объясни, если непонятно. А они потом расскажут своим детям, а те – внукам.  Ведь в его сборниках такое количество разных стихов, что ими можно объяснить многие непонятные или ещё неосознанные явления. Гулять по керженскому лесу и не вспомнить его «Мы идём, и рука в руке…», это значит, по-моему, вовсе не гулять по лесу. Навязывать, заставлять молодёжь читать стихи Корнилова – это прямой путь к отторжению всего его творчества и его самого. Я вспоминаю одного своего ученика. При подготовке к очередному Дню Победы он, сражённый натиском патетичной информации, высокопарных слов, запретов и нравоучений, не выдержал и громко заявил: «Да надоели вы со своим днём победы». Такого допускать нельзя. Каждый должен сам прийти или не прийти к пониманию поэзии, но помочь в этом ненавязчиво и, главное, правдиво обязаны те, кто её уже понял, и для кого она стала необходима как воздух. 

Вот тогда и круги расширятся, и имя поэта зазвучит в полный голос, и стихи разберутся на бессмертные цитаты и афоризмы. И память о поэте не прервётся. 

На фото:
Боря, Лиза и Шура Корниловы. 
Открытие памятника Борису Корнилову в 1968 году.

Фото из семейного архива Ф. В. Смирновой